И.С. Гапонова. научный сотрудник отдела "Почтовая станция" ГБУК РО "Аксайский военно-исторический музей"
Поло-возрастная социализация в казачьем сообществе (конец XIX – начало XX вв.)
1. Первые семь лет жизни. Существование образа донского казака, как представителя одной из групп русского народа, предполагает систему формирования полноправного и полноценного члена казачьей семьи и общины. Введение в общество зависит от места рождения и мифологического статуса. Новорожденных в донских говорах представляли бесформенными и бесполыми, непознанными и чужеродными. Их называли милузга, новина, татарча, калмычок. Примечательны высказывания, подчёркивающие несовершенство и неоформленность младенца: «В люльку там класть ещё нечего». Представление о временности маленьких детей, очевидно, послужило причиной шокирующего равнодушия, с которым пожилые люди зачастую говорили о смерти новорожденных. Одним из свидетельств такого равнодушия может служить запись о смерти сына-первенца, помещённая среди хозяйственных заметок и погодных наблюдений, в рукописном дневнике урядника Г. Попова, жителя х. Мостового ст. Верхнекундрюченской: «1913 год, сентябрь 23, пон(едельник), ярмарка, 5 час. утра скончался скоропостижной мой сын 11 месяцев Афанасий Григ. Попов, уже ходил и говорил языком, полагаю от глазу. Потом попеременно тёпл(ая) и пасмурн(ая) погода».
Нужно также отметить, что на Дону термин младенец относился не столько к определённому биологическому возрасту, сколько отражал нестабильность, неполноценность и неполноправность молодёжи, не достигшей зрелости в казачьей общине. По-видимому, этими особенностями объясняется существование на Дону обычая хоронить даже окрещённых детей и подростков во дворах без использования установленных обрядов. (ДОВ 1867, №31, 32).
2. Крещение ребенка. В общепринятом понятии казаков новорожденный становился объектом различных обрядовых воздействий с первых минут своей жизни. Появление младенца сопровождалось диалогом, где определение пола ребёнка истолковывалось так: ребёнка мужского пола, как правило, называли конь, коник - объединение казака и коня в единый положительный образ. При появлении на свет девочки употреблялись насмешливо-уничижительные слова, подчёркивающие убыточность этого события для благосостояния семьи: безнадела, расширепа и даже шифоньер, как символ хлопот о приданом, на которое с этого момента обречены родители.
Если ребёнок не подавал признаков жизни, повитуха окликала его, выкрикивая в ухо имя отца или матери, а затем любые другие имена (в зависимости от пола), пока он не пошевелиться. Имя, «услышав» которое ребёнок «ожил» впоследствии не меняли. Таким образом, уже в первые несколько минут после появления на свет новорожденный мог обрести имя и ему диктовалась его половая принадлежность.
В хуторах Боковского района после рождения мальчика в красный угол клали новые седло и плеть, которые лежали там до крещения ребёнка. Впоследствии эти вещи становились частью «казачьей справы» - снаряжения казака при уходе на службу. Символическим и реальным очищением для младенца являлось первое купание. Независимо от опытности и состояния матери, его должна была совершать повитуха. В корыто добавляли свячёную воду («сытая вода»), отвар растения пижмы обыкновенной (толстунчик) для того, чтобы ребёнок «тела набирал». Новорожденного мыли клочком белой овечьей шерсти, чтобы «дожил до седых волос». Во время купания повитуха как бы проводила ритуальное омовение, придавая младенцу форму «настоящего» человека. (Байбурин 1992, с. 20-22). Не менее важным было оказать программирующее влияние на будущую судьбу ребёнка: в то время, как происходило купание, повитуха приказывала»: Быстро кладите на стол! Для девочки – ножницы, нитки, катушку, шило. Для мальчика – молоток, плоскогубцы, нож». Чем расторопнее тот, кто кладёт на стол, тем мастеровитее вырастет ребёнок. Это действие повитуха проделывала три дня. Такой же ритуал могли провести и после крещения ребёнка, и в год, и после ритуала первого пострижения.
Плаценту мальчика закапывали под загнеткой печи, «чтоб не был кобелеватый», а плаценту девочки – под порогом, чтоб «за ней сваты водились».
Для первого пеленания ребёнка использовали старую одежду деда или бабки, или отцовские штаны. Плотное пеленание должно было сделать характер ребёнка спокойным и послушным, а его руки и ноги – прямыми и длинными.
В большинстве районов области младенца помещали на печь, где он находился от двух дней до двух месяцев. Наиболее часто в течение шести недель. Положение младенцев на печь придавало ему культурные качества и вводило в сообщество родственников.
Признаками готовности ребёнка к положению в колыбель считали нормализацию цвета кожных покровов и повышение двигательной активности.
Центральным событием в ряду социализирующих обрядов к середине XIX – началу XX вв. у донских казаков стало крещение. В хуторских церквях до 90 % всех новорожденных крестили в течение первых трёх дней жизни. (Данные по метрическим книгам 3-х приходов I Донского округа Войска Донского за 1873 – 1907 гг.). Казаки считали, что «до крещения в младенце нет души, что её вдувает священник при купели». Отсюда жалостное и брезгливое отношение к некрещённым детям, которое нашло отношение в лексике: пёс, щенок.
После крещения ребёнок не только получал душу и «входил в веру», он получал имя и признание в качестве члена коллектива, а также наделялся первой настоящей одеждой – крестильной рубашкой и поясом.
Ритуальное проведывание матери и ребёнка являлось признанием общиной факта рождения нового члена общества. Считалось, что человека смотрят три раза: «когда родится, когда женится и когда Богу душу отдаст». Подношения на рождение имели символический смысл: «Нельзя смотреть младенца с пустыми руками, а то будет всю жизнь голый (бедный), хлеб – чтоб не был голодным» и т. п. Известно, что мальчику дарили оружие и боеприпасы (Сухоруков 1991, с. 62).
Среди прочих обрядов первых трёх лет жизни - «разрезание пут», первое пострижение, отлучение от материнского молока, посажение на коня, развязывание пуповины. Последние два действия не имеют чёткой возрастной категории. Так, посажение на коня, происходило на сороковой день после рождения, в год и особенно часто – в три года. Развязать пуповину ребёнку могли дать в возрасте трёх, шести или семи лет, но могло это произойти и перед вступлением в брак или перед уходом на военную службу.
Если ребёнок смог развязать узел, значит, ему ум открылся. (Пуповину нужно отрезать на определенном расстоянии от живота, например, в некоторых районах было принято расстояние в три пальца.
Существовало поверье, что если пуповину у новорожденной девочки отрезать ближе, то, став взрослой, она будет ветреной. Мальчику пуповину отрезали на каком-нибудь твердом предмете дубовой плахе, чтобы был крепок, или на топорище, чтобы лучше владел топором, или на книге, чтобы грамотным был. Пуповину перевязывали льном, прядевом или материнскими волосами.) Х Перевязанную пуповину хранили в доме за иконой и использовали для различных обрядов и в качестве сильного оберега.
Отлучение ребёнка от груди знаменовало его переход в новую возрастную категорию. Ребёнок, не оставивший грудь, не получал одежды сообразно полу. Повторное прикладывание к груди строго запрещалось, поскольку грозило нарушить нормальную последовательность событий. Такой ребёнок мог стать опасным для окружающих, мог «пожирать глазом». Переход «на взрослую пищу» рассматривался как завершение периода женского влияния и перевод детей под опеку отца.
3. Раннее детство. На формирование будущего члена общества большое влияние оказывали различные предписания по уходу за ребёнком в возрасте от рождения до полутора лет:
-матери запрещалось ночью, подходя к ребёнку, зажигать свет, чтобы он не вырос пугливым.
-не надо без надобности брать на руки младенца (особенно мальчика), чтобы он не стал капризным и зависимым.
-кормление рекомендовалось начинать с правой груди, чтоб ребёнок не вырос леворуким и т. д.
Большинство заболеваний раннего возраста трактовались как проявления несовершенства младенца.
Между тремя и шестью годами дети включались в игры детских внутрисемейных и уличных компаний. Начиналось их приобщение к трудовой деятельности взрослых.
В конце этого периода дети получали одежду, соответствующую полу, девочкам вдевали в уши серёжки и начинали заплетать косу. В шесть лет происходило посвящение мальчиков в казаки. В этом же возрасте девочки уже могли начать трудовую жизнь вне своей семьи – с шести лет их отдавали в няньки в семьи, где не было старших дочерей.
Таким образом, процесс первичной социализации делится на два периода: 1 – от рождения до трёх лет; 2 – от трёх до шести – семи лет. Целью первого периода является реальное и символическое формирование нормативного облика, навыков, традиций, верований и частично половой принадлежности. Агентами этого периода социализации выступают мать, бабушка и другие представители женской части общины, включая старших девочек-нянек. Целью второго периода является концентрация вокруг подготовки детей к исполнению половых ролей. В связи с этим девочки вовлекаются в уход за младенцами, в домашние женские обязанности, а мальчики начинают участвовать в уходе за скотом, в полевых земледельческих работах, приобретают навыки обращения с лошадьми и оружием. В качестве агентов социализации мальчиков с этих пор выступают отец и дед. Причём роль деда очень велика. Всех детей в этот период приучают считать себя принадлежащими к группе как к целому.
Община формирует у подрастающего поколения нужные качества с самого раннего возраста. Отсутствие в казачьей семье сыновей, в семьях практиковалось привлечение девочек к мужским работам. Проявление у девочек «мужских» качеств – самостоятельности, смелости, предприимчивости, могло поощряться. Казачки участвовали в таких статусных акциях, как соревнования в верховой езде и умении обращаться с оружием. Это формировало у женщины – казачки способность при необходимости брать на себя исполнение мужских ролей в хозяйственной и социальной деятельности, что было обусловлено особенностями жизни донских казаков. Такое формирование идеального члена казачьей общины было ориентировано на единый комплекс телесных, психических и поведенческих особенностей, вследствие чего мальчики получали одну программу полуролевой реализации, а девочки – две программы.
Используемая литература:
1) ДОВ 1867, №31, 32.
2) Данные по метрическим книгам 3-х приходов I Донского округа Войска Донского за 1873 – 1907 гг.
3) Сухоруков 1991, с. 62.
4) Байбурин 1992, с. 20-22
. 5) Власкина Т.Б. Домашний мир на сломе эпох. Очерки традиционной культуры донских казаков. Ростов-на-Дону. ЮНЦ РАН. 2011.